Завет матери

Жены новомучеников и исповедников Российских — священников и мирян — прошли вместе со своими мужьями скорбный тесный путь. Они разделили с ними исповеднический подвиг. Некоторые из них, когда супруги находились в заключении, в жестких условиях опалы, слежек, общественного презрения, голода и постоянного изматывающего страха воспитывали и кормили большую семью. Некоторые — сполна испили ту же чашу, что и их мужья, помногу лет как «враг народа» проведя в душных камерах тюрем. Ради веры. Ради Христа. Ради любви.

Икона священномученика Тихона и исповедницы Хионии Архангельских

Сегодня Церковь чтит память священномученика Тихона и исповедницы Хионии Архангельских — сельского батюшки, не отрекшегося от Христа даже перед расстрелом, и его матушки, добровольно продолжившей скорбный путь супруга. Отец Тихон и Хиония Ивановна оба были из священнических семей. Они обвенчались, как только юный Тихон Иванович окончил Духовную семинарию. Вскоре он принял и священнический сан. В супружестве у них родилось 18 детей, однако из всех выжили только девять, остальные умерли во младенчестве. Служил батюшка в селе Троекурово Липецкой области.

Известно, что отец Тихон был пастырем ревностным, настоящим молитвенником. Он часто служил, много помогал людям, был чутким к людской беде. Детей батюшка Тихон и матушка Хиония воспитывали в строгости и благочестии. В селе любили священническую семью, уважали. Поэтому, когда большевики задумали записать батюшку в кулаки, а затем раскулачить, обобрав до нитки, один из служащих в сельсовете поспешил предупредить об этом Архангельских. Этот же человек потом и увез всю их семью в город Лебедянь. Но и там богоборческая власть не дает им покоя.

В стране развернулась широкая кампания по закрытию церквей. Поскитавшись по разным населенным пунктам, отец Тихон со всей семьей оказываются в селе Кумань, где он служит в храме, который еще не закрыли. 9 августа 1937 года около дома, где жил батюшка, остановилась машина. Из нее вышли люди в форме. Один из них сразу подошел к отцу Тихону и спросил: «Оружие есть?».

— Есть! — спокойно ответил священник, — крест и молитва.

При осмотре дома один из сотрудников НКВД, достав свой пистолет, сказал, что нашел его в доме. Отца Тихона увезли в подряснике, не дав переодеться и собрать вещи. Сначала его доставили в Трубетчино, где располагались временные тюремные бараки, а затем в Липецк. Там священника допрашивали, выбивая признания в контрреволюционной деятельности. Батюшка решительно и открыто сказал, что «коммунисты — люди неверующие, заблудившиеся, пропащие и ведут народ к погибели в будущей загробной жизни. Они должны познать Бога». Но участие в какой-либо контрреволюционной деятельности отрицал.

4 октября 1937 года Тройка НКВД приговорила отца Тихона Архангельского в расстрелу. Перед казнью священномученика в последний раз спросили:

— Не отречешься?

— Не отрекусь! — твердо ответил отец Тихон.

Протоиерей Тихон был расстрелян 17 октября (н. ст.) 1937 год за окраиной Липецка и погребен в неизвестной могиле.

О судьбе батюшки никому из родных ничего не сообщали. Хиония Ивановна много раз ходила к местным властям, чтобы узнать, где находится ее муж. Она была человеком решительным и настойчивым, поэтому даже сделала замечание служащим о том, какое это безобразие, что ничего не говорят о ее супруге. Один из них пригрозил ей, что и ее заберут. На это она только ответила:

— Вот и хорошо! Заберите меня, пожалуйста, я там, может быть, с отцом Тихоном увижусь!

Однажды, когда Хионии Ивановны не было дома, к ним пришли представители сельсовета. У дочери спросили, где мать. Стали обыскивать дом. Позже, узнав обо всем, матушка сказала: «Надо собираться. Я уже чувствую, что возьмут. А я прятаться ведь не буду. И уж раз вызывали, я сама лучше пойду к ним». 12 декабря 1937 года, собрав вещи на случай ареста, она отправилась в сельсовет. Оттуда Хиония Ивановна домой уже не вернулась. Ее задержали и отправили в Трубетчино, как несколько месяцев назад и ее мужа.

Отец Тихон и матушка Хиония с детьми

Начались допросы. На них она отрицала участие в антисоветской деятельности. Матушка оставалась в заключении. До нас дошли письма, которые она писала из тюремных застенков своим детям. В них отражаются и покаяние, и глубина веры, но в них также и боль материнского сердца, беспокоящегося о судьбах своих чад…

«Дорогие мои дети, — писала она, — вот три дня я в клетке, а думаю — вечность. Допроса форменного не было еще, но спросили, верю я в то, что Бог спас евреев, потопив фараона в море, я сказала, верю, и за это меня назвали троцкисткой, которых нужно уничтожать, как врагов советской власти. Теперь я на себе испытала, как слово Спасителя ни едино не пройдет не исполнено. Я в жизни своей имела всегда грех судить, других осуждала без всякого на то права, и вот теперь сама попала под суд, а если б никого не судила, была бы не судима. Была властна, все делала, как мне угодно, вот теперь лишили свободы, без разрешения и на двор не ходим, а терпим от раннего вечера до полного рассвета, что некоторым мучительно, поэтому приходится больше говеть и меньше есть и пить».

В письмах Хиония Ивановна как любая мать дает распоряжения, во что одеться, как перешить старые сапоги на две детские пары обуви, как перекроить пальто, чтобы было теплее... Матушка не знает, как сложится ее жизнь, какой срок остался ей на этой земле. Она смело вверяет себя Богу. Доверять Ему, жить благочестиво она учит и своих детей. Красной нитью во всех письмах звучит завет детям сохранить веру, молиться и жить благочестиво. Она знает, что научить этому — ее главный родительский долг и обязанность перед Богом, даровавшему ей чад.

«Дорогие мои, возьмите себе на память о мне хоть по маленькой вещичке из бедного моего имущества. Дорогой Володя просил карточку, дайте ему... и с птичками мою кружку, она у Веры в квартире, — Володе. Лене — швейную машину и чайную ложечку. Ируша, если ты не получила по квитанции деньги, то у Лены есть папины деньги, немного, тогда вместе их тратьте, а о нас с отцом не поскупитесь, лампаду Господу жгите и молитесь, чтоб Господь меня и вас укрепил в Его святой вере. Не судите меня, но, прошу, простите и молитесь. Дорогого Мишу и Володю очень жалею, но если они женятся в такое трудное время, то еще больше жалею; но если не могут не жениться, то выбирайте жену с благословения Божия, а по-собачьи не сходитесь, можно благословение получить — знаете, как. Кому из вас папин крест на память, но не для поругания, дорогой Володя, бойся Бога прогневлять».

«Ируша! С Тимофеем Ильичом необходимо нужно говорить о всех вас, и если тебя возьмут, то еще более о всех детях, возможно, его Господь умудрит с Его помощью устроить всех сирот у себя, вблизи теток и Шуры, а там как Господу угодно, да будет Его святая воля. Я думаю, вам с хозяевами в их избу перейти, в экономии топки, но жить вместе — не баловаться детям, чтоб хозяев не обидеть. Ира, ты свой самовар не бери у них, довольно вам одного, а в Липецке еще есть примус. Крест в корзине у Веры».

«Ну, дорогие, спешите убраться из Куймани быстрее, а то и Иру и всех размечут, а я прошу вас, надейтесь и молитесь — Бог не без милости, нигде Своих рабов не оставит без помощи, и молитесь Богу, чтоб Он укрепил Своих рабов, привет мой всем, всем и спасибо вам за ваши труды. Простите меня. Храни вас Господь и Его Пречистая Матерь».

Хионию Ивановну приговорили к восьми годам исправительно-трудовых лагерей. Она была отправлена в город Шацк. Там состояние здоровья исповедницы стало настолько плохим, что она не могла обходиться без посторонней помощи. Однако, врачам, которые предложили освободить ее из-за недуга, власти запретили даже рассматривать этот вопрос.

Исповедница вышла на свободу только в конце 1944 года, когда стал очевиден смертельный исход болезни. Какое-то время она жила у дочери Юлии в Мичуринске, потом перебралась в деревню Кривушку, поближе к могилам родным. Несмотря на тяжелое состояние здоровья, Хиония Ивановна старалась работать, чтобы никого не обременять. Ко Господу отошла в декабре 1945 года. Ее похоронили на местном кладбище.

У священнмученика Тихона и исповедницы Хионии единый на двоих день памяти — 17 октября.
(А)