Герой нашего времени

Благо одно оставалось — родная земля: но из оной,

 Бурно валы возбудив, изверг меня демон злонравный

Сергей Аверинцев «Размышление»

Однажды в Свято-Вознесенский собор прибыла удивительная святыня: образ святителя Николая, чудесным образом отпечатавшийся на стекле киота. Святитель Николай всегда был любим русскими людьми, и трепетное его почитание на Руси впитывали с бабушкиными рассказами и с молоком матери в независимости от расположения на карте необъятной страны. Новость об этой нерукотворной иконе быстро разнеслась по полумиллионному городу — и вот в последний день ее прибытия в большой храм на окраине города пришло столько людей, сколько бывает обычно в праздничные дни, и в этой сутолоке люди не заметили одного неприметного человека — мужчину, стоящего в притворе церкви. Среди толпы ярко выделялись его глаза — полные такой нечеловеческой тоски и боли, что от них хотелось быстрее отвести взгляд, чтобы они не прожгли сердце. Но все же в них что-то притягивало к себе — это были глаза человека, много страдавшего в жизни и пережившего какие-то нестерпимые мучения.

И только через некоторое время я узнала, кто был этим человеком — мужчина, прибывший к нам в город на лечение из Новороссии. Он отправил свою семью — беременную жену и двоих детей в Россию, а сам остался воевать на стороне ополчения. Что он видел, что претерпел — навсегда останется в тайне, ведь такие люди не распространяются о своей боли. Эта боль — его личная, и он с ней живет, не показывая вида, и только печальные глаза выделяют его среди всех людей. Когда он отправил жену в Набережные Челны, то понял, что будет воевать до последнего и не сможет иначе, но после ранения ему пришлось ехать на лечение в далекий Татарстан, о существовании которого он, наверно, даже и не догадывался. Здесь у него и родился сын, и он решил остаться.  

Несколько раз этот человек приходил в храм, долго стоял в притворе и уходил. Совесть и сердце ему говорили, что он не вправе приходить сюда, в Дом Святого Безгрешного Бога, что не может что-то просить у Него, когда убивал людей на войне. И не действуют уговоры жены, — он стрелял во врагов, защищал дом, соседей, землю, — он все равно упорно твердит: «Я людей убивал!». Однажды он хотел было подойти к священнику, поговорить с ним и излить свою израненную, многострадальную душу, но удержала мысль, что он не сможет признаться чужому человеку в этом грехе.

Когда-то митрополит Антоний Сурожский произнес великую по своей простоте мысль: все встречи разбросаны по нашей жизни не случайно. Эта семья жила в тысяче километров от моего родного города, и если бы не эта чудовищная катастрофа, мы бы никогда не встретились. Иногда люди встречаются и говорят — это слияние действий и мыслей, иногда они встречаются и молчат — это единение душ уже на невидимом метафизическом уровне, а иногда люди только встречаются взглядами, и тогда эту встречу уже невозможно забыть.

В моей стране живет много храбрых, мужественных людей — они спасают больных на операционных столах, тушат пожары, поднимают массивные машины в небо или строят военную технику. Для них — это работа, любимое дело, смысл жизни, но для этого человека, который всю жизнь проработал в поле и даже не догадывался, что когда-то возьмет в руки автомат и будет сидеть в окопах, — это подвиг, а значит, он — герой, герой нашего времени, когда уже не осталось места настоящему подвигу. А если еще существуют такие люди, то и мир устоит, не пошатнется от ужаса окружающей действительности.

Через некоторое время, поздно или рано, Господь просветит и излечит его кровоточащую душу, и она очиститься от ужасных воспоминаний и боли братоубийственной войны. Он вновь научится улыбаться, радоваться, видеть прекрасное в людях, верить им, и стальное сердце оттает. Иначе и быть не может…

И дай Бог, чтобы в жизни этого человека и его семьи больше никогда не было войны!