Жизнь, как чудо

В прошлом октябре в нашем городе проходила выставка, посвященная 300-летию Свято-Троицкой Александро-Невской Лавры, г. Санкт-Петербург. Все помнят эту прекрасно организованную выставку — продуманное расположение торговых рядов, замечательная культурная программа и, конечно, молебен у главной святыни — иконы с частицей мощей святого благоверного князя Александра Невского. Проводили молебен и челнинские священнослужители и приезжие, но особенно запомнился верующим диакон Сергий — всегда улыбающийся, добродушный, открытый. Кто бы не обратился к нему с вопросом, всем подскажет, всем поможет и обязательно согреет своей лучезарной улыбкой.

Диакон Сергий Учанейшвили, клирик Троицкого собора Александро-Невской Лавры, помощник наместника Лавры епископа Кронштадтского Назария по работе с молодёжью очень талантливый и многогранный человек — и с выставками колесит по всей России, и творческие фестивали организовывает, и под гитару поет, и молодежь к нему тянется. Он отец четверых детей, занимался бизнесом в 1980-х, строил храмы в 1990-х и стал священнослужителем в 2000-х. Но только побеседовав с отцом Сергием, понимаешь, насколько эта личность колоритна. Предлагаем вашему вниманию очерк нашего корреспондента о жизни петербургского диакона Сергия Учанейшвили. Сегодня он отмечает свой День рождения.

Род священников, актёров и певцов

Диакон Сергий Учанейшвили родился в 1963 году в Поти, что на западе Грузии. Флаг этого города разделен на две части: на одной изображен ярко-синий крест, на другой — золотое руно, напоминающее о том, что раньше местность эта именовалась Колхидой, и именно сюда древнегреческий герой Ясон отправился на поиски великого сокровища.

По историческим исследованиям древнему грузинскому роду Учанейшвили около тысячи лет. Среди представителей этой почитаемой фамилии были епископы, певцы и актеры. Сам Сергей в первый раз вышел на солею в пять лет. Случилось это на городской площади, посреди которой стоял памятник женщине с мечом — матери Колхиде.

— В Грузии почему-то есть такая традиция — ставить посреди города какую-нибудь «мать». Но подразумевается, что прообраз этого — Богородица, покровительница. Ведь Грузия — это удел Божьей Матери. Когда апостолы после сошествия Святого Духа бросали жребий, чтобы решить, кому куда идти, Марии выпала Грузия, или Иверия, как она тогда называлась. Но она туда не пошла, вместо нее пошел апостол Андрей Первозванный. Он ходил несколько раз, и заодно просветил и Крым, и всю Россию будущую (смеется). Так что апостол Андрей — это наш святой.

На центральной площади города Поти располагался театр — по детским воспоминаниям Сергея, огромный, как гора. Туда и привели юных певчих, одетых в белые гольфы, сандалии, черные шорты и белые рубашки. Ярко светили разноцветные фонари, в большом зале мелькали темные силуэты чьих-то голов.

 — Мне было ужасно страшно. Потом, много лет спустя, я узнал, что сцена, где я стоял, была устроена посередине кафедрального собора апостола Андрея Первозванного. В мае этого года его восстановили и освятили. Иногда мне всё это кажется удивительным: сейчас я как дьякон пою с людьми «Символ веры» и «Отче наш», и то же самое когда-то пел, будучи пятилетним ребенком.

«Читать Библию считалось круто»

Отец Сергея был грузином, мать — русской с запорожскими корнями, отчего он получил прозвище «грузинский хохол». Когда Сергею было 10 лет, семья переехала из легендарной Колхиды в Севастополь. Там будущий священнослужитель окончательно забыл грузинский язык, хотя в детстве разговаривал на нем в совершенстве.

В школе Сергей начал носить клёши, туфли на платформе, ярко-желтые и ярко-красные носки, ушитые рубашки. Отращивал длинные волосы, за что его вместе со старшеклассниками нередко загоняли в парикмахерскую. Он первым среди товарищей обзавелся спортивным велосипедом — чтобы его купить, им с сестренкой пришлось всё лето мыть посуду в пансионате. «Я тогда тысячи тарелок вымыл!» — с улыбкой вспоминает отец Сергий, показывая на руке шрам от расколовшейся чашки.

Потом Сергей переехал в Петербург и поступил в реставрационно-строительное училище, где познакомился со своей будущей женой Наташей и учился в одной группе с Виктором Цоем. Тогда звезда русского рока был обычным корейского вида парнем, который играл с группой на танцах. Отец Сергий признается, что и предположить не мог, что этот человек когда-то станет знаменитым.

— Я сейчас провожу целые лекции по поводу песен Цоя — это мне очень помогает при работе с молодежью. Я рассказываю ребятам, что мы вместе учились, начинаю смысл песен им объяснять — у Цоя он глубокий, христианский. Например, «Звезда по имени солнце». Как рассказывал Костя Кинчев, Цой ему на кухне показывал эту песню и говорил, что написал ее по тропарю Рождества Христова. В те времена нельзя было просто так выйти на сцену и спеть. Рок-клуб, в котором состоял Цой, был создан КГБ, чтобы контролировать наиболее «отъявленных» и талантливых. Надо было «литовать» тексты — в них не должно было быть антисоветской пропаганды, религиозной, фашисткой тематики. Если ты вышел на сцену и спел «незалитованную» песню — ты на сцену больше не попадешь. Поэтому песни Цоя — это шифровка.

По словам отца Сергия, никто из родственников Виктора Цоя так и не смог ответить ему, был ли певец крещен. Хотя в советское время это никто особенно не выставлял напоказ. Даже крещеный Высоцкий не носил креста и надевал его только когда прилетал в Америку.

— В те времена почитать Библию считалось круто. Это как прикоснуться к каким-то сакральным запрещенным знаниям.

 «Служил в трёх разных армиях трёх разных стран»

Сергей и Наташа поженились, когда обоим было по 18 лет. Родилась дочка, и едва ей исполнилось 3 месяца, как отца семейства призвали на северный флот. Наташа осталась дома почти без средств к существованию: военкомат тогда выплачивал по 36 рублей в месяц, 30 из которых должны были идти на оплату съемной квартиры. Отец Сергий Учанейшвили вспоминает, как прибыл на призывной пункт в Североморске: много столов, на каждом написаны войсковые части, к «надводным кораблям» — самая большая очередь. Сергей стоял в очереди последним, думал о жене, о дочке, и тут кто-то резко положил ему руку на плечо. Он обернулся — перед ним старший прапорщик в черной морской форме с красными прожилками, береговой. «Ты кто такой есть?» — спрашивает. «Я вам не подойду», — отвечает Сергей. «А кто ты по специальности?» «Плотник!» «Нам как раз плотник нужен. Будешь старшине Лобареву табуретки колотить. Что еще умеешь?» «Ничего не умею». «Рисовать умеешь?» «Ну, немножко…» Дает Сергею листик, карандаш — рисуй, мол. А что рисовать?

— Я никогда в жизни не рисовал ни храмы, ни соборы. Я вообще некрещеный был — с детства был октябренком, пионером, комсомольцем, в армии чуть в партию не вступил. Идейный я был — хулиганистый, но идейный. А тут взял, и ни с того ни с сего нарисовал Исаакиевский собор. С чего вдруг? В жизни никогда не рисовал... А этот прапорщик оказался страшно влюбленным в Ленинград. И он, как увидел рисунок, сразу сказал, что берет меня к себе. Что буду служить два года: береговые части, хозрасчет, форма морская, жизнь в казармах, зарплата. Я думаю: ничего себе, стоял последним в очереди, думал, как три года служить, а после этих хлопков по плечу год уже и исчез.

Сергей стал такелажником, и за время службы успел увидеть корабли и подводные лодки со всех ракурсов — изнутри, со дна, сверху. Был он и в реакторных отсеках атомных лодок, и много где еще… Сейчас отец Сергий говорит, что побывал в трех разных армиях трех разных стран: призывался при Брежневе, служил при Андропове, увольнялся при Черненко. Вспоминает, что за один «андороповский» год в магазинах появилось сразу всё, а российских лодок у берегов Америки стало больше на несколько десятков процентов при том же количестве боевой техники — американцы тогда «перетрухнули». Но Андропов странным образом ушел из жизни, пришел Черненко, и всё опять развалилось, расклеилось... «Я тогда понял, что Россия, в принципе, за один год может превратиться в совершенно другую страну» — говорит отец Сергий.

Кинотеатр преображается в храм

После возвращения из армии всё пошло своим чередом — работа, тренировки... В то время Сергей Учанейшвили стал профессионально заниматься бодибилдингом. Работать в одном районе, а тренироваться в другом было неудобно, и Сергей вместе с приятелем решили сделать в своем же доме тренажерный зал. Оборудованная для занятий комната приглянулась замначальнику управления, он посоветовал сделать свой кооператив. Половину первого этажа с кафе и другими помещениями взяли в аренду — так, в 1988 году Сергей Учанейшвили стал кооператором. В его спортивном зале тренировались, по его воспоминаниям, пять группировок петербургских бандитов: Тамбовские, Казанские, Малышевские, Ростовские, и Воркутинские. Плюс гаишники — тоже бандиты, только в пагонах. Кафе на первом этаже так и осталось без названия, потому посетители между собой называли его «В последний путь» — потому что располагалось оно в тихом месте, рядом со Смоленским кладбищем и Ксенией Блаженной.

Обзаведясь средствами, Сергей решил сделать что-то по-настоящему «глобальное», значимое. Он приехал в поселок Качу под Севастополем, где жили тогда его родители, взял в аренду на 25 лет самый крупный объект — кинотеатр «Комсомолец», куда еще школьником за 20 копеек ходил смотреть «Фантомаса» и «Фанфан-тюльпана» — и решил сделать из него культурно-досуговый центр. Вложил несколько тысяч долларов в ремонт, но... Как оказалось, в кино никто не ходил: 90-е годы, бандитизм, всё разорено. Чтобы кинотеатр хотя бы как-то существовал, Сергею приходилось каждый месяц отсылать туда деньги из Питера. В это время к родителям стали наведываться сектанты — мол, дайте ключи от зала, мы будем там собираться. Бандиты тоже претендовали на «лакомый кусок». Сергей мучился, мучился, и решил отказаться от затеи. Но тут вступились местные власти — «вы уж потерпите еще немного», «в бюджете нет денег», «не на что содержать», «хотя бы полгода».

— Эти полгода я просыпался и засыпал только с мыслью о кинотеатре и бандитах. Как-то молюсь я, а сам параллельно об этом думаю. И вдруг мне чей-то голос мысленно говорит: «Строй храм». Я не понял, и тут мне, глупому, поясняют: «Перестраивай кинотеатр в храм». Я удивился, прихожу к отцу Александру, всё рассказываю. Он говорит, чтобы я писал письмо Архиепископу Крымскому Лазарю — как он благословит, так и должен буду сделать. Архиепископ благословил.

По возвращению из Санкт-Петербурга в Качу Сергея встретили бандиты — накаченные, лысые, на шеях — здоровенные, с палец толщиной, цепочки с крестами. Начали уговаривать переписать на них документы. А Сергей им и говорит, что на месте кинотеатра будет церковь, архиепископ благословил. У бандитов дар речи отнялся, и так они и ушли, ничего не сказав.

Едва избавившись от одной проблемы, Сергей столкнулся с другой. Председатель местного совета, с которым он заключал договор на аренду, оказался коммунистом. «Какая еще церковь, у нас такого в договоре нет! Там должен быть культурно-досуговый центр» — спорил он. Сергею с трудом удалось объяснить, что сейчас именно такой досуг людям и нужен, и в церковь, в отличие от кино, точно будут ходить.

В последний день перед отъездом, когда Сергею нужно было принять окончательное решение, с ним произошел странный случай.

— Я ночевал у себя дома, лежал в самой крайней комнатушке, далеко от родителей. А в Крыму ночи темные — черным-черно. Просыпаюсь от ощущения, что кто-то меня душит. Темно, ничего не видно. Пытаюсь пошевелиться — не могу. Звуки какие-то пугающие. И страх ужасный — лежу в холодном поту. Думаю — бесы. Надо креститься — не могу, руки как связанные. Молиться — не могу, губы как каменные. Стал молиться мысленно — а там все слова как в какой-то смоле, каждое слово будто выковыриваешь. Потом потихоньку отпустило губы, стал уже вслух читать. Когда и тело отпустило, добрался до выключателя. Звуки стихли — никого и ничего нет. Я перекрестился, обложился иконами и так со светом и уснул. А наутро сказал всем, что точно храм будем строить.

В Каче к тому времени уже была зарегистрирована община апостола Андрея Первозванного, батюшка приезжал на службы из Никольского храма. Даже было выделено место для строительства церкви. Сергею пришлось долго спорить с прихожанами — многие хотели, чтобы храм был построен на запланированном месте. Обратились за советом к благочинному — он сказал, что нужно строить два храма, и тут, и там. Его не послушали, повезли Сергея в лес, к старцу — архимандриту Августину, который восстановил к тому времени три монастыря и один храм. Беседа длилась около часа, после чего Августин сказал: «Никого не слушай. Что тебе Бог дал, то и делай. Если я бы слушал советчиков, я бы даже первый храм не восстановил».

Через два дня после этого разговора Сергей узнал, что архимандрит Августин насмерть разбился на машине.

«За три дня мы построили храм…»

Дата первой Литургии на Преображение была назначена неожиданно для всех, когда в новом храме еще не было готово ничего — только полы выровнены. До открытия оставалось 3 дня, и церковь стали достраивать всем миром. «Сначала я не знал, какими руками всё это делать, но потом Господь послал столько рук, что я уже не знал, чем их все занять. Люди шли и шли…», — вспоминает отец Сергий.

До этого всё лето не было дождя. Отец Сергий сам не раз наблюдал, как надвигались и отходили грозовые тучи. А Богдан, староста православный общины, и вовсе говорил, что Кача — проклятое место, в котором столько колдунов, что Господь даже дождь не пускает сюда. Но как только в бывшем кинотеатре — храме апостола Андрея Первозванного отслужили первую Литургию, дождь полил, как из ведра, — и лил, не переставая, почти целый месяц. Во время ливня хоронили и архимандрита Августина.

Встреча с Талабским старцем

Когда дочь отца Сергия Юля заканчивала 9 класс, они вдвоем отправились в храм святителя Николая Чудотворца на острове Талабск в Псковском озере, известном также, как Остров-Залит, к отцу Николаю Гурьянову за советом. Сергей желал, чтобы дочь стала юристом, а Юля этого не хотела. Решили, сделать так, как благословит старец.

Храм Николая Чудотворца стоит на озере, которое зимой замерзает так, что через него можно ехать на машине. В Пскове Сергею и Юле предложили добраться до острова за 300 рублей. Уселись вчетвером с попутчиками на заднее сидение «шестёрки» и поехали...

— Была уже весна, дорога начала раскисать. Я, кажется, никогда так не молился, как во время той поездки. Потому что знал: если застрянем — труба. Кругом жижа, грязь. Льдины плавают — страшно. Смотрю в окно и вижу: армейский грузовик ГАЗ-66 застрял, мужики в высоких болотных сапогах рубят березки вокруг, выковыривают его... Потом, правда, мы выехали на ровный лёд, стало видно колею.

Отец Николай Гурьянов тогда благословил дочь на занятие медициной, а отца — в священники. И это была не единственная встреча Сергея с Талабским старцем: прошло некоторое время, и Учанейшвили получил благословение на восстановление Андреевского собора в Кронштадте. Собор когда-то снесли, а в 1955 году на том месте поставили большущего Ленина.

— В последний рабочий день прошлого тысячелетия мы Ленина сняли, водрузили на трейлер, и он уехал. Его установили возле мэрии, а пьедестал у него стал чуть пониже. Теперь он заглядывает в окна и проверяет, правильным ли курсом идут товарищи в администрации города. На площади вместо Ленина поставили «вопиющий камень», а в ограде Андреевского собора восстановили Тихвинскую часовню. На освещение ее закладки приезжал Святейший Патриарх Алексий II. Он сказал, что там не часовня, а храм может получиться. И теперь там храм.

Благословение святого

Сомнения по поводу выбранного пути священнослужителя одолевали Сергея и после благословения. Окончательно развеялись они только во время празднования 170-летия со дня рождения св. прав. Иоанна Кронштадтского, на которое приехал архимандрит Алексий, духовник Одесской епархии. Отец Сергий рассказал, что этот священник предрек момент свой смерти, сказав, что умрет «в тот день, который нечасто бывает». Так и случилось: умер он 29 февраля 2000 года. По завещанию гроб с его телом через 7 месяцев перевезли на Волынь, в Западную Украину, в монастырь, где он принимал постриг. От гроба шло такое благоухание, что с благословения его вскрыли. Архимандрит Алексий лежал внутри нетленный и мироточил.

— Он меня спросил тогда, во время торжества, священник ли я, — вспоминает отец Сергий. — Я ответил, что нет. А он сказал, что мне обязательно надо им стать. Я подумал: раз уж такой святой меня благословил, то и правда нужно идти. Иначе я так никогда бы и не стал священнослужителем.

Анастасия КАРАБАНОВА