Монашество: свобода или клетка

Монашество… Какая-то тайна кроется за этим словом. Что там «внутри него»? Какое содержание? Кому открывается оно? Монашество…

Монашество: взгляд издалека

Некоторые современные люди, зазомбированные ещё в советское время, имеют представления о монашестве весьма далёкие от того, чем оно является на самом деле. Многие полагают, что монахи — это люди, бегущие от мира в поиске личного успокоения, а потому недостойные уважения. Ибо за что уважать «бегущего от проблем» туда, где накормят, напоят и скажут, что бездумно делать от рассвета до рассвета, максимально вырабатывая природный ресурс находящегося в послушании. Или наоборот, некоторые думают, что монахи — абсолютные бездельники, уклоняющиеся от какой-либо работы вообще. Для недуховного взгляда так всё и выглядит: мрачно и недостойно звания «человека». Ведь главное качество человека — это свободная воля, а главная задача — реализация своих талантов в жизни. Этот постулат заложен в любом из нас и потому понятен всем. Это и есть образ Божий, заложенный в нас при сотворении, и поэтому каждый невольно чувствует в такой мотивации жизни основу основ. Только далёкие от Бога люди искажённым сознанием воспроизводят этот внутренний «посыл» в очень ограниченном диапазоне: главным образом, они нацелены на чисто земной «карьерный рост», внешнюю реализацию своей профессии. Ради денег, или питая тщеславие, или просто потому, что общество требует «от каждого по возможностям». Ну, какие ещё мотивации в отсутствие духовного начала? В любом случае, всё упирается в порабощение себя деньгам, мнению окружающих (ведь оно играет для нас чуть ли не главную роль в нашей жизни...), самой работе или чему-то подобному, оставляя человеку от его свободы только видимость. Но стоит его лишить чего-то из перечисленного, как жизнь покажется ему пропавшей.

А что же монах?

А вот монах — это как раз тот, кто и выбирает главное, кто оказывается способным принять от Господа дар свободы. Причём, свою свободную волю (которой обладают все) направляет именно на освобождение себя от всякого порабощения, которое пытается наложить мир. Архимандрит Тихон Шевкунов в своей книге «Несвятые святые» упоминает и такой момент о безбожном времени: «В те атеистические годы советские работники, приезжавшие в монастырь, ожидали увидеть кого угодно: мракобесов, хитрецов-хапуг, тёмных недочеловеков, но только не тех, кого они встречали на самом деле, — своеобразно, но очень интересно образованных умниц, необычайно смелых и внутренне свободных людей, знающих что-то такое, о чём гости даже не догадывались. Уже через несколько минут экскурсантам становилось ясно, что таких людей они не встречали за всю свою жизнь». Как же оказывается возможным соединение таких, на первый взгляд, противоположных вещей, как монашеские обеты — послушание, нестяжание, целомудрие, которые — суть ограничения человеческой жизни, со свободой? Об этом говорит митрополит Антоний Сурожский.

О послушании

«Послушание мы всегда понимаем как подчинённость, подвластность... Но послушание есть в основе своей что-то совершенно иное. Послушание — это то состояние человека, который слушает, прислушивается, который склоняет свой слух, с тем, чтобы услышать... Мы говорим о церковной или монашеской дисциплине и понимаем её опять-таки формальным образом — как военную или школьную, или рабочую дисциплину; слово постепенно отошло от своего первичного значения и приобрело специализированное значение. Но дисциплина происходит от латинского слова, которое значит «ученик», «последователь». Дисциплина — это не просто дисциплинированность поведения или ума, это состояние того, кто является чьим-то учеником, который нашёл своего учителя, который его избрал, который в этом учителе видит превосходство над собой, который всеми силами души и ума, и сердца, и воли, и тела хочет так вслушаться в его учение, чтобы всё воспринять, что тот ему может передать. И не только воспринять слова, не только правила, но через это вслушивание, через это внимание приобщиться всему богатству превосходящего его умом, сердцем, опытом, святостью человека. В этом отношении послушание и дисциплина идут рука об руку». «...послушание не заключается только в том, чтобы... услышать то или другое веление и его исполнить — сначала с натугой, а затем с доброй волей, а затем с радостью... Цель послушания конкретному живому человеку, в конечном итоге, заключается в том, чтобы научиться слушать голос собственной совести и слушать голос Бога... звучащий в глубинах души в молчании, в молитве... Поэтому монашеское послушание является сначала школой, а потом такой открытостью, таким внутренним безмолвием, которое позволяет слышать Бога...».

Благодаря послушанию духовно опытному человеку монах получает возможность перерасти себя, свою ограниченность, свойственную всем людям, и «влиться в тайну общения с Живым Богом», получает возможность «вырасти в меру своего наставника, а порой и выше этой меры».

О нестяжании

Второе ограничение монашеской жизни — нестяжательность. «Нестяжательность заключается в том, чтобы ни к чему не быть привязанным и ни от чего не зависеть... Всё, чем мы как будто обладаем, нас порабощает и делает рабами». «Поэтому, когда мы говорим о нестяжательности, есть внешняя сторона: не копи, не покупай, не обладай; но главное: не будь связан с предметом так, что, в сущности, не он тебе, а ты ему принадлежишь, потому что всегда бывает так, что оба друг друга держат. Когда я мальчиком был, помню, бабушка мне рассказывала, как после какой-то битвы между турками и греками, где греки одержали победу, в темноте греческий солдат кричит своему офицеру: «Поручик, поручик, я взял турка в плен!» Тот отвечает: «Так тащи его сюда!» — «Не могу, он меня слишком крепко держит...» Понимаете, дело-то в том, что он его «взял в плен», потому что его сторона одолела, но раз держа его, он и сам не мог двинуться, он такой же пленник был».

«В конечном итоге этот вопрос о нестяжании сводится к первой заповеди блаженства: Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное (Мф. 5:3). Кто такие эти «нищие духом»? Это те, которые всем своим нутром поняли, что они всецело зависят от любви Божией». «...те, кто понимают, что они — ничто, что у них ничего нет собственного; но сверх того — кто, пользуясь всем тем, что жизнь даёт: самим существованием, жизнью, дружбой, родством, едой, питьём, воздухом, красотой, истиной и т.д., — зная, что ничто из этого им не принадлежит, умеет распознать, что всё, что у них есть, есть знак Божественной любви или человеческой любви». «И потому нестяжательство не заключается только в том, чтобы того или другого не иметь, а в том, чтобы постепенно вырастать в это состояние нищеты духовной, где всё является любовью, даже самые простые, незатейливые вещи».

«Искание нищенства духовного, которое Христос предлагает... всякому христианину, равно необходимы и человеку в браке, и человеку в монашестве, потому что без них нет Царства Божия... Если монах будет голодать, холодать и ничем не обладать, но не вырастет в меру именно этой отрешённости, этой свободы, то он не будет в Царстве Божием».

О целомудрии

«И наконец — целомудрие. Это понятие сложное. Целомудрие — состояние того, что достиг такой цельности духовной, такой мудрости внутренней, которая не даёт ему отклониться от Бога, отклониться от чистоты, отклониться от всего человеческого величия, то есть от служения в себе самому образу Божию... Целомудрие, цельность духовная означает новое отношение с Богом, новые отношения с собой, новые отношения с окружающими людьми и с окружающим миром. В отношении с Богом это означает конец разделённости; по отношению к себе это значит то дерзание, которое нам позволяет жить не поверхностно, не слегка, а жить вдумчиво, глубоко...; по отношению к людям это значит... не сводить все отношения к самому себе, а жить так, чтобы прозревать глубины людей, говорить этим глубинам слово жизни...»

Монашество — путь на Голгофу

Более того, все монашеские обеты даются не ради связывания своей свободы и превращения своей жизни в непрестанное ограничение, их суть в том, что это просто «условия, позволяющие человеку неколебимо стоять перед Богом, не ища Его нигде, кроме как в глубинах своей души, которых касается Сам Христос», как фундамент для осуществления внутренней устойчивости.

Монашеский «путь заключается в том, что какие-то люди, какие-то души так возлюбили Бога, что ничего не осталось в мире настолько дорого, чтобы оторвать их сердце, их мысль, самую жизнь от Бога, возлюбившего их всей жизнью и смертью Христа. Это люди, которые готовы идти за Христом, куда бы Он ни шёл... Мы знаем, что путь Христов — это путь на Голгофу, это путь на распятие ради спасения мира. И... распятие монашеское, как и распятие Христово, — не личный подвиг о спасении своей собственной, как бы обособленной души, это подвиг всецерковный, это участие в спасении мира... Разумеется, что участие в спасении мира не может пройти мимо спасения собственной души... Но оба пути сливаются в одно». Первые монахи «уходили в пустыню для того, чтобы бороться со всем злом, какое видели в себе, они шли на противоборство с бесовской силой, с человеческой немощью, они шли в пустыню для того, чтобы остаться лицом к лицу с собой и в себе побеждать зло — не только ради себя самих, но ради всего мира, потому что зло, побеждённое в одном человеке, уже уменьшено в масштабевсей вселенной. Так же как если человек зажжёт хоть маленькую свечку во тьме вселенной, та становится чуть менее тёмной. Хотя, может быть, никто этого не замечает, эти лучи хоть малого света пронизывают её до предела».

По материалам духовных бесед митрополита Антония Сурожского «Брак, монашество, Церковь», «О монашестве», «Спасение в миру».

Источник: газета «Православный Болгар», №6 (137) ноябрь-декабрь 2012.

(Р)