Памяти главной Российской святыни

— Молись, россиянин, своей Матке Боске, — над угасающим в груде старой соломы старцем в ветхой рясе, злорадно щерясь, склонился тюремщик — литовский шляхтич из захудалых. — Его милость король польский повелел тебе, схизматику, с жизнью прощаться. Может, твоя Богородица Казанская тебя, пшеклентого спасет? Да ведь не сильнее она нашей Ченстоховской! Будешь говорить, патриарше?

Ничего не ответил палачу смиренный мученик. Был он некогда простым иереем в гостинодворской казанской церкви Николы Чудотворца, что располагалась позади Рыбного ряду. После смерти матушки своей постригся в монахи и без заступы влиятельной родни, а в силу ума своего и Божиим Промыслом быстро поднялся по церковной иерархической лестнице до самых пастырских высот российского Православия.

Как и весь народ ввергнутой в Смуту Святой Руси, Патриарх Ермоген не сразу понимал, что воистину хорошо, а что грешно: уж коли мать убиенного младшего сына царя Иоанна Грозного свое потерянное чадо в Самозванце узнала, как скромному архипастырю далекой от столичной суеты Казанской епархии собственное мнение иметь? Вместе со всеми россиянами радовался он восшествию на престол законного самодержца. Да только вот вера ему была дороже жизни: будучи Митрополитом Казанским и Астраханским, не убоялся Ермоген голос возвысить против самого царя Дмитрия Иоанновича, заявив, что негоже ему венчаться с Марией Мнишек, пока она не будет окрещена по православному канону. За то и отправили Высокопреосвященнейшего Ермогена из праздничной Москвы снова в Казань. Казнили бы, да народ российский за него горой стоял.

Было дело, уже поставленный Патриархом, пытался Ермоген спасти народ от смуты, признав законным воцарение на российском троне польского королевича Владислава, если тот примет Православие. А когда понял, что королевич сей от истинной русской веры далек, и что кукла он в руках Сигизмунда Вазы, своего властолюбивого отца-короля, освободил россиян от присяги Владиславу и благословил их на отпор полякам.

Именно Ермоген первым назвал имя Михаила Романова как будущего самодержца свободной от иноземцев России.

Немало добрых поступков в защиту Православной веры и русского народа мог бы насчитать его ангел, да вот самому рабу Божиему Ермогену, на восемьдесят втором году жизни умиравшему в подземном узилище Духова монастыря, все чаще вспоминались не борьба с высокопоставленными вероотступниками, не попытки заставить духовенство править службу в храме в соответствии с канонами и уставом, а давнишнее его участие в обретении на многострадальной Казанской земле чудотворной иконы Божией Матери. Ченстоховская Богородица, та самая, что помянул его лютый страж, по преданию написанная самим евангелистом Лукой, тоже православных корней, да только мало кто помнит, когда обретена сия икона, ставшая знаменем поляков-латинян. А Казанский образ Пречистой сам он, тогда еще простой поп, от нашедших его благочестивых мирян в свои руки принял и с благоговением до родной Никольской церкви донес. И хоть сейчас заточенный Первосвятитель русский муки терпит от врагов Православия и России, знает он, что с этой иконой гонят ляхов и русских изменников из родной страны его земляки — казанские ополченцы, и что вообще в чести на Руси Казанская икона Божией Матери. Славно, что врагам Православия мощь ее страшна.

— Да укажет сия икона путь к победе нынешним и будущим российским воинам, кладущим животы свои на алтарь Отечества! — не то прокричал, не то прошелестел старец испугавшее католика-тюремщика, сжимавшего в руках удавку, пророчество. Смерть Патриарху Ермогену, самовидцу и участнику обретения в Казани иконы Пресвятой Богородицы, была не страшна…

Из книги «Святые обители» (Монастыри Казанской епархии) — Набережные Челны, Новости МИРА, — 2010 г.