На тихом ветру

Ночная Рождественская Литургия закончилась. И совсем не скоро все разошлись — скрылись в машинах или прохрустели вместе и поодиночке свежими сугробами улиц. Все разошлись, исчезли, но уже не пленными горожанами вернулись домой, а каждый, по мере сил своих (о, именно каждый!), благословенным Вифлеемским пастухом возвратился к стаду и огню своему. Ведь кто как не ангелы пропели нам в уши о том, что можно пренебречь спокойными зимними снами ради этой ночи в соборе? Мы ничего не знаем или мним себя опытными в духовной жизни, но все мы сегодня стояли плечом к плечу возле яслей Спасителя мира — кто-то Его не заметил, кто-то Ему поклонился, но Он-то, Господь наш, увидел всех…

Вот и я, наконец, выхожу в густой, медленный снегопад. Тепло и тихо вокруг. Обхожу собор и иду, разумеется, к трапезной. Через полчаса я снова на улице. За это время снег усилился так, что церковный двор стал походить на ведро молока. Впереди меня медленно идут три старые женщины — работницы храма. Они доходят до восточной стены и останавливаются недалеко от могилы прежнего настоятеля. Одна из старушек говорит: «Ну что, пойдём к батюшке?», остальные две кивают, и все вместе они идут к каменному кресту. Я подхожу ближе, но так, чтобы не смущать, и вдруг слышу: запели — склонив головы над укрытой рождественским снегом могилой — красиво, стройно и протяжно, на какой-то слегка народный мотив — сначала «Отче наш», а потом «Богородице Дево, радуйся»… Невероятно…

Почерпну ли и я когда-нибудь в словах известных молитв столько веры и благодарности, как эти старые женщины, которых так часто осуждал в храме? Есть ли предел милости Божией, чудесам Его и красоте...? Старушки постояли ещё минуту и, тихо добавив к своим славословиям «Благослови, отче», до земли поклонились снежной могиле любимого священника.

Стояла глубокая ночь Рождества.

Снег всё усиливался. Дул тихий ветер Господень.