О ком плачет Господь?

В Никольской часовне, что при Боровецкой церкви Набережных Челнов, находится непривычного вида икона, именуемая «Плач Господа Иисуса Христа об абортах». Маленькая часовня в одном здании с церковной лавкой… полумрак… а между образом святителя Николая и Распятием Господа неприметная на первый взгляд икона… Но присмотримся к ней: что на ней изображено?

Разговорами о недопустимости абортов никого не удивишь, а доводами Церкви в этом вопросе тем более — все знают нашу позицию. И многим она не нравится. Лично я не раз натыкался на мнение очень образованных молодых женщин, которые право на аборты защищают почти так, как мать защищает своего ребёнка. Абсурд, но это так. В ход идут и постулаты прав человека, и гуманистические идеи, и биологические теории, и мнения медиков, и многое другое — по-разному и так убедительно порой оправдывают в наши дни эту машину смерти! Да, те, кто спорит с противниками абортов, вооружились железными аргументами...

Не нам судить таких людей, ведь они всего лишь жертвы пропаганды того, что ребёнок в животе матери, является частью её организма — неким органом, который в принципе можно спокойно удалить, если мешает. При этом никого не волнует давно доказанный факт, что крошечный человечек в материнской утробе, который даже не похож ещё на человека, имеет своё собственное сердце и свою собственную кровь, что исключает всякие потуги считать его каким-то там «лишним органом» матери. Есть и другие веские аргументы, но и их парируют сторонники убийств.

Но вернёмся в часовню, к иконе…

На ней Христос изображён, как самый простой человек, и только нимб с именем Божиим, говорит нам, Кто перед нами. Он держит в руках маленького окровавленного ребёнка, убитого врачами, и плачет над ним, как над родным. Очень эмоциональное изображение — невозможно смотреть на него безучастно. Но можно ли изображать Господа вот так? Как мне кажется, можно. Ведь такую икону мы уже давно имеем, только написана она не красками, а буквами Евангелия: вспомним, как плакал Господь возле гробницы Своего друга Лазаря. Эта сцена тоже очень человечна — Спаситель там ведь плачет не только о Лазаре, но ещё и обо всём роде человеческом, который подвержен смерти — этому противоестественному для Замысла Божиего явлению, которое стало властвовать над миром вследствие грехопадения. Творец плачет о Своём создании — жалеет его. Родные предали младенца, и тогда Господь стал ему самым родным Человеком. И души невинно убиенных ждёт, конечно, намного лучшая посмертная участь, чем их убийц, над которыми, возможно Христос также плачет на этой иконе.

Ради любви к нам Господь победил смерть, и, казалось бы, должны мы уже начать движение к вечной жизни! Но мы вновь и вновь заставляем Господа плакать. Да, люди убивают друг друга испокон веков. Но теперь мы массово убиваем ещё и детей. И лукавят те, кто говорит, что аборты делали и в древнем мире. Делали, но не было это таким поточным явлением, как сегодня. И лишнее доказательство тому то, что икона, о которой мы говорим, появилась именно в наше время. Это, если угодно, ещё один знак времени.

Страшная картина предстаёт внутреннему взору, когда долго смотришь на эту икону: пока матери едва ли не со слезами доказывают своё право на убийство, Христос плачет над тем, как безо всяких войн, в мирное время, родители убивают детей, давно уже потеснив в этом кровавом «первенстве» фашистов с их концлагерями и геноцидом. Родители убивают детей не только «где-то там», а ещё и в нашей России — в стране, где более семидесяти процентов населения считают себя христианами.

И снова смотришь на эту икону, и задаёшься ещё одним вопросом: ну а какое отношение имеют к ней те, кто не совершал абортов и не причастен к этому делу? Но не совершают ли и такие люди преступления, когда просто проходят мимо этой проблемы, не замечая её? Вот Патриарх наш пытается доказать обществу недопустимость абортов. Помогаем ли мы ему в этом — хотя бы молитвой? Когда при нас говорят о том, что аборт это норма, не молчим ли мы? А если бы кто-то стал нас убеждать, что убить соседа, который мешает, скажем, спать по ночам, это нормальное дело, то мы бы разве не возмутились этому? Только ведь нет принципиальной разницы между жизнью взрослого человека и нерождённого младенца. Почему же его не жалко? Ведь младенец-то даже больше прав имеет на жалость. Только Господу вот жалко его — Он и плачет. Но, конечно, не всегда будет так: сейчас Он в образе человека, но однажды встанет Он, и человечество увидит Судью. Что мы тогда скажем ему на всё это..?

(Р)