Второй Серафим

«Отец Анатолий внешностью походил на иконы преподобного Серафима: такой же любвеобильный, смиренный облик. Это было само смирение и такая, непередаваемая словами, любовь. Нужно видеть, а выразить в словах – нельзя!» 

Из воспоминаний об Оптинском старце Анатолии (Младшем)

Сегодня Церковь празднует память одного из великих старцев Оптинского монастыря — преподобного Анатолия (Младшего), окончившего дни своего земного странствия в годы советских гонений.

Удивительно и поучительно житие этого святого человека. Особенно же обращают на себя внимание такие добродетели, присущие старцу, как смирение, терпение, послушание и любовь к ближним и (хотя, конечно, без сомнения, были у батюшки и иные многие духовные дарования).

Терпение, смирение, послушание

В наш век, поражённый жаждой скорости и страстной нетерпеливостью, как болезнью, невероятным кажется течение жизни преподобного Анатолия. Ещё с юности он захотел стать монахом, и, видимо, решение это было серьёзным, так как к духовной жизни его тянуло давно. Но мать молодого Александра (а до пострижения святого Анатолия звали Александром) не давала ему своего благословения на уход в монастырь.

Что нам сейчас материнское благословение? Да и вообще что нам чей-либо запрет на то, что нам так (порой даже и благочестиво) хочется?! Впрочем, и в те дни, в конце XIX века, вряд ли так уж часто можно было встретить истинное послушание и терпение. Но Александр послушался матери, и ещё одиннадцать лет жил с ней, до её кончины. Он пришёл в Оптину пустынь уже зрелым тридцатилетним человеком, и никогда не жалел в последствии о том, что послушался матери, часто наставляя своих духовных чад и просто посетителей быть также послушными.

А сколько в этом поступке терпения! 11 лет не идти по зову сердца — сегодня, когда в моде лозунг «Бери от жизни всё, и поскорее, а то не успеешь!», такое даже немыслимо. Но, повторимся, отец Анатолий никогда не жалел о своём послушании, и, может быть, такой редкостный христианский настрой в жизни стал одной из причин тех обильных духовных дарований, которые стяжал старец впоследствии.

10 лет он был послушником, потом ещё11 лет простым монахом, и лишь после этого был рукоположен в сан священника. Воистину долгий, терпеливый путь, чуждый карьеризма и нездорового желания получить очередной более высокий статус — только углубление в духовную жизнь, а всё остальное, как известно, приложится...

И ведь время-то какое было — последние годы старого мира, война, революция — время, диктующее совершенно иные правила жизни нежели те, по которым жил старец Анатолий. «Бери всё, что хочешь! Бери это силой, если нужно! Верь только в свои силы, в свой разум! Бросай религию, действуй сам! Хватит терпеть!» — этому учил новый, зарождающийся мир, в котором мы и сейчас живём. Но преподобный Анатолий жил в этом мире, и был другим, и мир не победил его. В конце концов, те, кто строил этот новый безбожный мир, почили в земле, в ужасе окунулись в долгожданную пустоту, которую их воинственное атеистическое сознание беспечно представляло себе после смерти. А иеромонах Анатолий всё ещё жив где-то в сонме угодников Божиих, предстоящих Ему на Небесах.

Любовь

О любви к ближним, которая в избытке была у батюшки, много не скажешь потому, что сложно эту добродетель описывать. Но всё же приведём один пример, который ясно показывает нам, какими глазами смотрел на мир и людей святой преподобный Анатолий.

Когда Оптину пустынь официально закрыли большевики, то старец был сразу же арестован. Он был болен, но его со многими другими всё равно повели в Калужскую тюрьму, по дороге ему стало хуже, его отправили в больницу, а потом измученного вернули в монастырь.

Так описывал братии свой путешествие отец Анатолий: «Как там хорошо! Какие люди хорошие! Когда мы ехали в поезде, у меня была рвота. Дошли пешком, а там владыка Михей почему-то стал требовать лошадь. И зачем это он выдумал? Все братья пошли, а мы сидели в «чеке». Там курили, было душно. У меня поднялась рвота, и меня отправили в больницу, подумали, что у меня тиф. Там меня остригли, но это ничего — так гораздо легче. Доктор такой хороший сказал, что по ошибке счел меня за тифозного и велел остричь,— очень извинялся. Такой хороший! Сторож в больнице тоже очень хороший... Сестра — тоже очень хорошая — была у отца Амвросия... Да, хорошие люди, хорошие... Знаешь, тот, кто меня арестовал, после сказал, что по ошибке меня арестовал, и просил простить его и даже руку у меня поцеловал. Я сказал, что это ничего, что я очень рад, что съездил в Калугу».

Он никого не осудил, всех простил и считал свою мучительную поездку под конвоем чекистов, чем-то вроде духовного паломничества.

Кроме этого случая, произошедшего всего за несколько лет до кончины старца, сохранилось и множество воспоминаний о его редкостной христианской любви и незлобии. Как говорили, даже просто нахождение рядом с ним действовало на человека умиротворяюще — столько любви и участия было у отца Анатолия по отношению к приходившим к нему. Чужих людей для него не было — все были ближними, и сам он для всех был ближним. Многие называли его «Вторым Серафимом».

В конце своих земных дней отец Анатолий был очень слаб, и видно было, что очень скоро он уже отойдёт ко Господу. Но его вновь решили арестовать. Батюшка кротко попросил чекистов прийти за ним на следующий день, ему разрешили. А ночью он во время молитвы мирно предал свою душу Богу, Которого любил всем сердцем, и Чей образ (часто поруганный) до конца дней своих видел в окружавших его людях.

(Р)