Пасхальная радость

Помню праздник Пасхи с детства. Уже с вечера накануне Пасхи мама начинала красить яйца, замешивала тесто и заготавливала всякие разные вкусности для праздника. И был у нас в семье такой обычай: нам с сестрой на Пасху обязательно покупали новое платье. Бывало, встанешь утром, а на стуле уже висит обновка. На столе в блюде лежат крашеные яйца, во всём доме аромат — пахнет праздником. Все такие радостные, все приветствуют друг друга: «Христос воскресе! Воистину воскресе!» Казалось, что вся природа вокруг радуется — солнце светит как-то по-особенному, птички поют как будто веселее, чем обычно и все люди добрые такие, все улыбаются.

Мы брали с собой несколько яиц и бежали на проталинки катать их с горки. Затем начинались соревнования — у кого при катании яйца не разбились, то ими можно было стучать по крашеным яйцам подруг и друзей. Если при ударе яйцо разбивается, то его забирает тот, у кого яйцо не разбилось. Таким образом, за счёт крепкого яйца можно было заработать себе немалую кучку крашеных яиц. А во второй половине дня и до самого вечера все родственники ходили друг другу в гости, переходя из дома в дом.

И ещё вдобавок нам, детям, в каждом доме тоже давали крашеные яйца. Они были все разного цвета и мы хвастались друг перед другом разнообразием красок.

В те годы ходить в храм было не принято, да и храмов поблизости не было, но всё равно душа чувствовала и радовалась воскресшему Христу. Такой мне запомнилась Пасха в детстве.

Прошли годы. Наступили лихие девяностые годы прошлого столетия. Решили мы как-то с подругой накануне Пасхи сходить в Боровецкий храм ближе к полуночи — посмотреть на службу, свечки поставить. Помню, было очень многолюдно и мы не смогли попасть в храм. Пошли к боковым дверям, но и там не смогли протиснуться вовнутрь храма, да и не особо стремились туда попасть. Просто стояли возле дверей и поверх людских голов наблюдали за тем, что там происходит внутри. Почему-то сразу запомнился наизусть пасхальный тропарь «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав», потому что его очень часто пели певчие (Это я теперь знаю про тропарь и про Причастие, а тогда не очень понимала). И вот наступил какой-то момент, и я вижу: прихожане, сложив на груди руки, благоговейно подходят к Чаше, причащаются. Но причащаются не все. Остальные стоят и наблюдают за этим действом, в том числе и я.

И именно в это мгновение мне стало до боли завидно тем, кто шёл к Чаше. Я видела их лица, их взгляд, их поведение, их чистоту, их отличие от нас, стоящих за дверями, — они для меня были святые. Я понимала, что эти люди постились, молились, они несли крест, и вот теперь заслуженно получают свою награду — они причащаются. А что же я? Почему я стою за дверями и не вхожу в эту радость? Ведь мне же тоже можно так же прийти к Богу и сказать: «Отче, я недостойна …, но прими и меня в Свои обители». С того дня из памяти не выходили те лица святых причастников, я не могла их забыть и твёрдо решила для себя: я тоже хочу туда, я тоже должна быть вместе с ними, у меня это получится, если буду об этом просить Бога. Он всем помогает, всех принимает к Себе. Следующая ПАСХА будет моя, вот увидите!

С тех пор прошло немало лет. Но я до сих пор помню те свои пасхальные переживания вперемежку с завистью, и чувство непричастности к всеобщей радости. И что интересно — эта память помогает мне не отступать назад. Я больше не хочу быть за дверями храма.

И в каждую Пасху хочу радостно восклицать: «Христос воскресе! Воистину воскресе!»

(Р)