Свобода и Церковь

Если начну своё повествование с того, что скажу «Сегодня особенно актуальна тема свободы личности», то буду прав лишь отчасти, потому, что тема эта болезненна для человечества всегда, а не «особенно сегодня».

Страницы Библии, учебников истории, газет, гиперссылки интернета, простые уличные разговоры… — присмотревшись ко всему этому, легко можно увидеть, что понимание свободы в мире двояко. И притом одно понимание исключает другое: большая часть людей видит свободу в освобождении от запретов, а меньшая часть (Церковь) — в освобождении от рабства греха. Иными словами: одни всем сердцем хотят воли своим рукам и желаниям, другие же ограничивают себя в желаниях и рукам своим воли стараются не давать. И первые, и вторые говорят о свободе, но между ними тысячи лет уже длится непримиримая борьба.

Это противостояние было всегда. Вспомним, к примеру, древних евреев, ждавших Христа, как земного царя, который подчинит им (избранному народу) весь мир. Вспомним здесь же и Евангельскую заповедь «Блаженны кроткие, потому что они наследуют (получат во владение) землю». Перенесёмся во времени и вспомним о современной любви общества к лидерским качествам, респектабельности, но не забудем при этом другую заповедь «Блаженны нищие духом (смиренные): потому что их есть Царство Небесное».

Проработав десять лет в театре, лет пять в педагогике, да ещё немного грузчиком, дворником и охранником, я по воле Божией оказался в Церкви. Теперь вот помогаю за богослужениями в качестве алтарника и работаю журналистом православного сайта. Как прошлые мои занятия, так и нынешние (особенно театр и журналистика) научили меня внимательно наблюдать за окружающей действительностью. И хочется мне поделиться несколькими своими наблюдениями за тем, как понимают слово «Свобода» разные люди.

Культурные люди

Интеллигенция особенно не любит, когда кому-то что-то запрещают. Для многих интеллигентов свобода заключается в отсутствии принуждения и нравственных ограничений.

Когда-то мне довелось играть роль в спектакле (поставленном по одному классическому произведению), где воспевались чувства двух любовников, которые ради этих чувств предали своих законных супругов. Я тогда уже стал постепенно приобщаться к жизни Церкви, и выразил коллегам по театру (уважаемым мной и любимым до сих пор людям) сомнения относительно нравственности нашего спектакля. Однако в ответ услышал что-то примерно такое: «Ты стал ханжой. Это же живые человеческие чувства и переживания — как ты не понимаешь!»

Свобода совести обернулась в наших руках вседозволенностью: мы можем говорить всё, что угодно, и говорим в основном страшные вещи; можем делать всё, что пожелаем, и занимаемся по большей части пошлостями.

Когда государство запрещает наш разврат или непечатные разговоры, то одними из первых встают на защиту нашей вседозволенности именно интеллигенты и люди искусства. Благое желание свободы движет интеллигенцией, но свободу она понимает, как все — как отсутствие ограничений. Церковь с Её чёткой системой «Грех/Добродетель» чужда таким людям. И не эта ли личная духовная темнота привела многих «просвещённых» людей к духовной смерти, патетичному пьянству, хроническим депрессиям, наркомании, сумасшествию, самоубийству? Ясно же, что нет воли в свободном падении. Но мы продолжаем с восхищением смотреть на всех этих талантливых самоубийц, писателей-алкоголиков, сумасшедших художников, музыкантов-наркоманов, танцоров-извращенцев. Почему?..

Молодость

Однажды я приехал в далёкий таёжный монастырь. Там после долгой исповеди иеромонах, исповедовавший меня, взглянул мне в лицо и сказал: «Тебе всего 27 лет, но я в свои 50 чувствую себя моложе тебя». И была правда не в его словах, а в глазах, ясных, как у ребёнка. И, действительно, кто я вместе со всем своим дипломированным культурным багажом перед ним, простым пожилым иноком с детскими глазами, свободными от той грязи, которую я так ценю? Ведь именно путём отречения он пришёл к этому свету в глазах.

Модные и не модные

Когда мы с моей невестой пришли подавать заявление в ЗАГС, то были удивлены тем, сколько беременных девушек стоит вместе с нами в очереди на подачу документов. Потом нас не раз спрашивали: не ждём ли и мы ребёнка, и, получив отрицательный ответ, недоумевали: «А для чего же вы тогда женитесь, раз не беременны (зачем, мол, себя связывать этими брачными узами)?!»

А кто не слышал такого из уст современных девушек: «Я не хочу терять свою свободу из-за детей»?

Я множество раз беседовал с одинокими «деловыми», «успешными» женщинами. И все они, без исключения, были несчастны — глубоко-глубоко в глазах их была только тоскливая пустота. Это хорошо видно опытному глазу сквозь любую маску: пустота, в которой от хаоса возможностей каменеет женское сердце, заменила им нелёгкую, но живую свободу радости материнства.

Другая свобода

Один мой хороший друг мусульманин как-то спросил меня: «Почему же Христос не помог Иоанну Крестителю, когда его взяли под стражу? Где же здесь христианская любовь к ближнему? Где помощь? Ведь Он знал, что Иоанна убьют, но не помог — я этого не понимаю…».

Такое непонимание, по сути, и является камнем преткновения между христианами и всеми остальными людьми. Ведь почти невозможно объяснить неверующему (или иноверцу) того, что Иоанну не нужна была помощь. Он вёл практически ангельскую жизнь (ему ли было бояться телесной смерти?); он всей душой стремился к Богу (и что ему эта смерть?); он пришёл в мир проповедовать покаяние и добровольно, с любовью проповедовал его перед лицом гибели. Он (как это ни странно) был свободен в своей темнице, и его не нужно было освобождать. Душа его отправилась прямиком к Богу, и Богу ли было его от этого «спасать»?

Эту-то степень настоящей свободы не так-то просто объяснить тому, кто вне Церкви.

Смешно

Напоследок расскажу такую историю: совсем недавно был у меня разговор с послушником одного казанского монастыря. И вот этот не молодой уже человек сказал мне: «Знаешь, раньше я был богатым человеком, и частенько просыпался по утрам с мыслями типа «Купить или не купить мне сегодня джип?» А сейчас мне это всё так смешно».

Передо мной сидел человек, проживший жизнь. Он встал на непростой путь с множеством трудностей и опасностей. Не легче ли ему было, в конце концов, уже купить себе джип?! Но ему смешно это. Кого он видит перед собой? Кто дал ему силу смеяться над тем, чем он гордился, и в чём завидовали ему многие люди? Его путь за Христом начался не так давно, но Свобода уже перед ним — Свобода, с которой не сравнить никакие мнимые радости мира.